В одном из еще не переведенных на русский язык рассказов Франца Кафки, полученном иерусалимской художницей Лидией Эйдус от профессора Юргена Борна из Германии, я прочитала:
«Праведники идут в ногу,
Ничего о них не зная,
Другие танцуют вокруг них
Танцы времени».( Ф.Кафка. Короткая проза. Издание Фишера, 1994.)
Не знаю, где сейчас праведники, но мы обречены на «танцы времени». Впрочем… у каждого этот танец свой…
Когда-то Эренбург заметил: «Кафка предвидел страшный мир фашизма». Так доказывалось право советских людей прочесть книги писателя. И действительно в последние десятилетия Кафку в России издают много и настолько полно, что ситуация эта совсем несравнима с запоздалым проникновением писателя в СССР. Для сравнения достаточно вспомнить бешеный ажиотаж, который вызвало небольшое советское издание избранных произведений писателя (1965). И это несмотря на то, что, прямо скажем, Кафка – не Булгаков. Чтение его не опьяняло интеллигенцию… Так что же тогда? Узнаваемость абсурда современного бытия…То, что писателя приняли в СССР, выразилось в каламбуре «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Легко усвоенный, он стал избитым символом нашей истории – печальная судьба гениальных и доступных острот...
Один из крупнейших немецкий (замечу, в разных словарях пишется по-разному, как варианты: австрийский, чешский, еврейский) писателей экспрессионистов ХХ века – Франц Кафка (1883 – 1924) – родился в Праге в еврейской семье купца-галантерейщика. Будущий писатель окончил местную немецкую гимназию,затем – юридический факультет Пражского университета. Проработав 14 лет в полугосударственном страховомобществе, вышел на пенсию по состоянию здоровья, через два года скончался.
Хотя при жизни Кафки лишь немногие из его рассказовпубликовались в журналах и вышли в свет даже отдельными изданиями («Наблюдение», 1913, «Приговор» и «Кочегар», 1913, «Превращение», 1916, «Сельский врач», 1919, «Голодарь», 1924), однако в 1915 году Кафка получил одну из престижных литературных премий Германии – премию имени Фонтане.
Кафка был человеком сложным. Умирая, усталый провидец завещал предать все свои рукописи огню и не переиздавать к тому времени опубликованное. Но рукописи, как известно, «не горят».
Макс Брод, писатель, с которым Кафка дружил еще с Пражского кружка экспрессионистов, и душеприказчик писателя, понимая безумие просьбы гения, уходившего в мир иной, нарушили предсмертную просьбу современника. В 1925-1926 гг. вышли в свет его романы «Процесс» и неоконченные романы «Замок», «Америка», в 1931 году сборник неизданных рассказов «На строительстве китайской стены», в 1935 – включившее дневники собрание сочинений, в 1958 – письма.
Однако парадоксы жизни нередко оказываются сильнее логики… При жизни и первое десятилетие после его смерти с литературным наследием писателя был знаком лишь узкий круг ценителей его творчества. С приходом нацистов к власти, в годы Второй мировой войны и особенно после нее творчество писателя приобрело международную известность.
Модернистская стилистика и образность Кафки оказали значительное влияние на последующие поколения мировой литературы. В разной мере это влияние сказалось в творчестве Т.Манна, Ф. Дюрренматта, В.Набокова,Ж.Сартра,А.Камю, Э.Ионеско, С.Беккера, Х.Л.Борхеса.
Кафка и еврейство
Судьба еврейского народа всегда волновала Кафку. Однако доведенный до«механистичности» формальный подход отца к религии, бездушное автоматическое следование обрядам лишь по праздникам, оттолкнули Кафку от традиционного иудаизма. Подобно большинству ассимилировавшихся пражских евреев, в юности он весьма смутно осознавал свое еврейство. И хотя его друзья М.Брод и Г.Бергман познакомили его с идеями сионизма. По их же настоянию, в студенческом клубе «Бар Кохба» будущий писатель слушаллекции о еврействе Мартина Бубера - кумира многих экспрессионистов круга Кафки. Однако сионизм в Кафке «не просыпался».
И все-таки «плод созрел»… Толчком к пробуждению интереса к жизни евреев, в особенности восточноевропейских, послужили гастроли еврейской группы из Галиции (1911) и дружба с актером Ицхаком Леви, который и познакомил Кафку с проблемами еврейской литературной жизни тех лет. Начинающий писатель с увлечением читает историю литературы на идиш, выступает с докладом о языке идиш, занимается ивритом, изучает Тору. И.Ь.Лангер, обучавший Кафку ивриту знакомит его с хасидизмом. В конце жизни Кафка становится сторонником идей хасидизма. Героями Кафки стали представителирелигиозного и социального гетто, усугубленного чувством немецко-еврейского изгоя в славянской Праге. Более того, в конце жизни писатель настолько сближается с сионистами, что принимает участие в работеЕврейскогонародного дома в Берлине. Он вынашивает мечту о переселении в Эрец-Исраэль с подругой последнего года жизни Дорой Димант. Примечательно, что если первые произведения Кафка издавалв ассимиляторском журнале «Богемия», то последние – в берлинском сионистском издательстве «Ди шмиде».
Художник и писатель
В последней новелле Кафки «Певица Жозефина, или Мышиный народ», прототипом которой стала уроженка Эрец-Исраэль Пуа Бен-Тувим-Митчел, обучавшая Кафку ивриту, в трудолюбивом, стойком мышином народе легко угадывается еврейский народ.Умудренная жизненным опытом старая мышь размышляет: «Мы ни перед кем не капитулируем безоговорочно… народ продолжает идти своим путем». Такова судьба еврейского народа. Вот почему, несмотря на острое ощущение трагизма жизни, эта маячащая, а точнее, сияющая перед героями надежда не дает права считать Кафку безысходным пессимистом. Далее писатель продолжает: «Человек не может жить без веры в нечто неразрушимое в себе».
Убеждена, что это «неразрушимое» – внутреннее я художника, полное сочувствия и сострадания к мируи позволило Лидии Эйдус увидеть Кафку в цвете…
Подчеркиваю – в цвете, ибо до нее Кафку знают в черно-белом исполнении.
Итак, 25 апреля в Иерусалимском культурно-просветительском центре «Теэна» (ул. Кинг Джордж, 6, работа выставки продлится по 16 мая) в 19.00 открывается выставка картин и ковров Лидии Эйдус, члена Объединения профессиональных художников Израиля. На выставке будет представлено около 40 работ художницы и книги с ее иллюстрациями к иерусалимским изданиям Кафки.
Писать о Лидии Эйдус интересно. Ее жизненный путь – нетипичный для большей части представителей живописного искусства. Она – человек двух специальностей, даже не специальностей – призваний – математик и художник (окончила механико-математический факультет Ленинградского университета, преподавала математику в высших учебных заведениях Ленинграда), в свободное от работы время занималась изобразительным искусством.
И до второй половины 1980-х годов круг людей, знакомых с творчеством, Лидии Эйдус не был столь широк. В Ленинграде первое персональное представление художницы широкой аудитории состоялась только в 1977 году… А три года спустя художница уже покинула Советский Союз, поселившись в Иерусалиме. И то, что было по сути досугом в Ленинграде, обрело смысл жизни в Израиле...
Можно говорить о разных аспектах творчества Л. Эйдус, представленного на выставке в неожиданном многообразии. Но Кафка – суть художественного бытия Л.Эйдус. Книги с ее иллюстрациями имеются во всех крупнейших библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга, в Британской библиотеке (Лондон), в Библиотеке Конгресса (Вашингтон), в Национальной немецкой библиотеке (Берлин), в Институте Шиллера (Марбах-на-Неккере), наконец, в Музее Израиля (Иерусалим). Исследователь творчества Кафки Юрген Борн (Германия) прислал художнице тексты Кафки, некоторые из которых еще не опубликованы на русском языке (Ф.Кафка «Короткая проза». Издание Фишера, 1994). Муж Л.Эйдус перевел эти рассказы и теперь художница иллюстрирует их.
В работах Л.Эйдус сочетаются архаика живописного языка, запечатлевшего поведение человека в абсурдных или фантастических обстоятельствах, и мелодическая сдержанность мазка. Это трагическая обреченность маленького человека – не конкретного, а воплощения абстрактных идей в столкновении с кошмарным алогизмом жизни.
Герои Кафки на иллюстрациях Л.Эйдус терпят крах в своей попытке безуспешно прорваться через одиночество. Землемер так и остается чужим деревне, где на какое-то время он даже нашел непрочный приют. Но остается нечто – как высшая цель, которая все-таки существует. В притче «Как строилась китайская стена» в самом стремлении строить заключена надежда: «Пока не перестанут подниматься, не кончаются ступени». И так новые и новые поколения продолжают ее возводить…
Но вот что удивительно: иллюстрации Л.Эйдус настолько естественны, что их принимаешь так, будто знаешь давно. Она не стремится к самовыражению любой ценой, ее цель – создание не автономного мира, а мира прозы Кафки. Откуда ощущение этой естественности? Не потому ли, что Кафка стал для художницы своим еще в Ленинграде, в СССР? Может быть, и так… и дело не в национальных корнях, а в самом содержании его прозы, запечатлевшей беспредельное одиночество и беззащитность человека перед лицомвраждебных и непостижимых ему могущественных сил. Созвучность символики отвлеченных образов, фантастики и гротеска с мнимой объективностью нарочито протокольного повествования, психоанализ, подтекст, внутренние монологи – все это прочитывается в иллюстрациях Л.Эйдус как память о пережитом в тоталитарном государстве, как единство бреда – прошлой жизни и страниц будущих пророчеств. Кафка воистину - более «свой» в государстве с тоталитарным режимом.
В этих иллюстрациях есть еще одна особенность: каждой из иллюстраций художница предпосылает нередко целые абзацы из Кафки, ее работы приобретают характер живописных новелл или даже притч. «Интеллигентный примитивизм» - дословное следование за текстом Кафки. История искусства уготовила нам немало парадоксов. Примитивизм Л.Эйдус имеет иные, чем традиционный, корни.
Приведу лишь один из эпизодов жизни Л.Эйдус.
В 1965 году в СССР вышло первое издание Кафки. Купить было невозможно. Книга появилась на «черном рынке» по баснословной цене, не верилось, что когда-нибудь сможет ее прибрести сама! Ждала, пока «состоятельные» ценители купят и дадут почитать. А тут еще по Ленинграду разнесся слух о том, что, несмотря на фантастический спрос, Кафка переиздаваться не будет и цена естественно подскочила. Книгоиздательская политика по отношению к Кафке укладывалась в емкий анекдот:
«- А что подарить другу? – спросила Государственная Персона.
- Как что? Книгу, - ответил Издатель.
- У него уже есть одна».
А потом Лидия стала переписывать тексты Кафки от руки, заучивая наизусть целые абзацы, зарисовывая наиболее выразительные отрывки. Рисунков накопилось такое множество, что из них вполне можно было составить книжку-раскладку… Думаю, что таков путь каждого идущего к искусству…
Спустя годы, Лидия поняла, что в иллюстрациях необязательно запечатлевать каждое слово писателя. Но выработавшаяся с годами привычка быть максимально точной литературному произведению осталась. На мой взгляд, такой «примитивизм» и есть высшее качество иллюстратора.
«Танцы времени»
В преддверии открывающейся выставки, Л.Эйдус любезно согласилась ответить на некоторые из наших вопросов, открывающие отношение художницы к теме ее жизни в искусстве.
- Лидия, а когда состоялась ваша первая персональная выставка в Израиле?
- Моя первая персональная выставка в Израиле была в 1988 году в старейшей и уважаемой среди живописцев иерусалимской галерее «Нора».
- Зная о вашей живописи не понаслышке, у меня сложилось впечатление, что репатриация не только не остановила вашего творчества, но даже расковала его? Некоторые из тем, задуманных еще в Советском Союзе, словно «репатриировались» вместе с вами.
- Совершенно верно. В 1965 году в России я начала работать над Кафкой. Не буду вдаваться в подробности, почему в то времяи именно над Кафкой. Просто я сразу поняла, что это мой автор на всю жизнь.
- Где публиковались книги с вашими иллюстрациями?
- В Иерусалиме. В 2001 году в издательстве «Филобиблон» был переиздан классический перевод Кафки Р.Я.Райт-Ковалевой «Процесс». В этом издании использовано 32 моих иллюстрации. В 2003 году, тоже в Иерусалиме вышел альбом «Иллюстрации к произведениям Ф.Кафки».
Альбом издан на не немецком и русском языках. Он включает 69 цветных иллюстраций
к рассказам и романам «Процесс» и «Замок».
- До вас роман «Процесс» иллюстрировался?
- Конечно. Но иерусалимское издание стало первым изданием Кафки на русском языке с цветными иллюстрациями. Для широкого читателя, привыкшего к черно-белому видению Кафки, это было непривычно. Я думаю, что в этом отчасти и таится секрет моего пристрастия к Кафке: я всегда видела его в цвете, хотя это и не означает, что у меня нет черно-белых работ.
- Известно, что рассказ Кафки «Превращение» был опубликован еще при жизни писателя. И, когда рассказ готовился к печати, Кафка настаивал на том, чтобыиллюстратор издания не изображалглавного героя произведения Грегора Замзу в виде насекомого, а ограничился бы картинками из жизни семьи.
Скажите, насколько это пожелание Кафки было выполнено в истории мировой иллюстрации?
- Оно не было выполнено. Даже такой выдающийся художник, как Ганс Фрониус, создавший громадное количество черно-белых иллюстраций к произведениям Кафки, с 1920-х по 1980-е годы, почему-то не выполнил этого пожелания чешского писателя. Я не говорю уже о русских современных изданиях, сплошь и рядом пестрящих «тараканами».
- А как у вас?
- Для меня этически невозможно нарушить завет Кафки. В опубликованных мною шести иллюстрациях к «Превращению», - конечно же, ни одного «таракана».
- Нередко художникам приходится подстраиваться под общепринятые вкусы? Как быть с «танцами времени»?
- Я не праведница. Возможно, и я участвую в этих танцах времени, хотя о существовании праведников знаю.
Корр.:
М.Брод писал, что у Кафки речь идет не о человеке и обществе, а о человеке и Боге. «Процесс» и «Закон» - это две ипостаси Б-га в иудаизме, как Правосудие и Милосердие. В восприятии Л.Эйдус как раз и «схвачена» эта особенность Кафки. И зритель становится невольным свидетелем художественной «перелицовки» талмудических сказаний и иудаистских мифов, спрятанных в подтекстах Кафки... В этой связи убеждена, что иллюстрациям Л.Эйдус завещана долгая жизнь, неотделимая от провидческих текстов немецкого писателя.
Жаль малого – себя, когда погружаешься в художественный мир Кафки Лидии.Эйдус…
Чем более мы замыкаемся к себе, в силу многих политических перипетий, тем острее ощущаем то самое отчуждение, о котором и писал Кафка. И как бы ни убеждали нас в том, что вот, мол, нашему государству за полвека, когда смотришь на иллюстрации Л.Эйдус, невозможно избавиться от мысли о том, что все, что мы видим, и есть символическая изоляция еврея в мире, возрождающийся «духовный галут» с философией страха. Безысходность и неустроенность, предчувствие грядущих катаклизмов…