Башня Света в старой Яффе
Свет жизни исходит из полотна
Галина Агаронова,
член СПИ, литературный критик.
Вымысел в литературе важен как средство создания органической целостности образного мира; при его участии творятся «лабиринты сцеплений»(Л.Толстой), обладающие смысловой насыщенностью и эстетическим совершенством.
Жизненная и художественная правда в литературах древности обычно не разграничивалась; события легенд мыслились как имевшие место. Галина Подольская, вступив в контакт с близкой ей реальностью, не пожелала освободиться от власти предания. Она мыслит себя хранительницей предания, но не сочинительницей. Если же это сочинительство, то по собственным законам. Она унаследует и переосмысливает традиционные образы и мотивы израильского фольклора и мифологии. Установка автора на самовыражение будит энергию самонаблюдения, так что в персонажах её произведения запечатлелись черты её собственной личности. Быть может, благодаря этому в легенде резко сокращается дистанция между реальностью и художественным миром.
Произведение Г.Подольской отличается этнографической направленностью. Оно одновременно претендует на ретро-достоверность. Художник написал натюрмортную картину с изображением мёртвой природы, которая под воздействием людей, обладающих даром изобразительного искусства, оживает, оказывая благотворное воздействие на посетителей «Яффского натюрморта». Но обратимся к этой «натуральной истории» в последовательном её изложении: это случилось в Старой Яффе – в Башне Света. Художники принесли туда свои шедевры, превратившие этот уголок в Храм-Башню Света. Между тем мрак некогда рядом вырытого котлована пожирал Свет Башни. Новый вернисаж в «Яффском натюрморте», устроенный «умной и прекрасной» художницей, возродил волшебную обитель: художники принесли на вернисаж свои натюрморты. И вот в возродившийся Храм Света «хлынул весь приморский бомонд» - натюрморты «со стола» «проявились» на холстах. Дары природы становились чудом искусства. К незавершённой композиции подошёл юноша Ямакс. Он взял кисть и… поставил «художественную точку». Но вдруг к светящемуся натюрморту подошёл неизвестный. Он уверял собравшихся на вернисаж, что свет в Башне вовсе не настоящий, а от… электричества. Схватив толстую и широкую кисть, он полностью перечеркнул Яффский натюрморт. Чудо перестало быть чудом. Натюрморт погас. Новоявленный Герострат* яростно замазывал картину. Художники восстали против него и выставили Герострата вон.
Искусство – пластическая хирургия бытия. Световую картину удалось оживить.
Яффский Герострат сделал своё дело. Его слава равна вечному позору; постыдная известность человека, который прославился только путём разрушения того, то создано другими.
«Возвышенный эгоцентризм» яффского Герострата, сомневавшегося в реальности объективного мира, был разрушен, а малодушная приверженность расхожим предрассудкам, оскверняющим природу и отчуждающимся от неё нанесён удар. Герострата можно назвать мифическим олицетворением зла.
Мечта, основанная на ответственности личности, пережила даже врагов, которых она вынашивала в своём чреве. Вестник бедствий обычно считается виновником принесённых им вестей.
Для создания или воссоздания Башни Света требуются три рода искусств – живопись, архитектура и перспектива. Это, конечно, не относится к ведению литератора. И поскольку он об этом не рассуждает более пространно, я воздержусь высказываться на этот счёт подробнее.
Автор удачно выбрал изображение «деяния» Герострата, отодвинув его как можно ближе к концу. Чем дальше его отодвигают, тем напряжённее внимание посетителей (и читателей) и нетерпеливее их желание узнать, как повернутся события. Развязка, таким образом, приносит больше удовольствия, нежели в том случае, когда она намечается в середине действия. Слишком рано узнав о ней, мы не испытываем более любопытства.
Наше пристрастие к первичной природе влечёт нас с неудержимой силой. Подражая природе, герои легенды доставляют наслаждение.
Где поэтическое наслаждение бывает сильным, чистым и глубоким? И что есть природа, если не это? Какую природу, какую прекрасную иллюзию надеемся мы найти, когда повсюду – наука, просвещение, разум, нанатехнология и постиндустриальная цивилизация, когда не осталось ни уголка природы, который не был бы искажён человеком, когда наше сердце, отрезвлённое рассудком, уже не трепещет?
Фантазия первых людей свободно витала по просторам. Теперь она сдавлена со всех сторон. Не следует, однако, думать, что воображение со временем лишается силы, теряя её по мере того как увеличивается господство разума; утрачивается не сила воображения, а способность пользоваться им. Если мы хотим, чтобы воображение наше оставалось таким же деятельным, как у древних, нужно расковать его. И это может сделать художник и литератор. В этом их долг. Яффский натюрморт, Храм Света – тому свидетельства.
*Из истории Древней Греции. Некто Герострат, желая обессмертить своё имя, в 356 году до нашей эры поджёг в греческом городе Эфес храм Артемиды Эфесской, который выгорел дотла. Суд приговорил Герострата к смерти и, главное, к забвению – имя поджигателя было запрещено и писать и произносить.
Герострат, однако, добился своего: приобрёл бессмертную, пусть и позорную славу – славу Герострата.
* * *
